Трагедия
ПРОЛОГ
ДВА ДЕЙСТВИЯ
ЭПИЛОГ
Д Е Й С Т В У Ю Т:
Владимир Маяковский (поэт 20-25 лет).
Его знакомая (сажени 2-3. Не разговаривает).
Старик с черными сухими кошками (несколько тысяч
лет).
Человек без глаза и ноги.
Человек без уха.
Человек без головы.
Человек с растянутым лицом.
Человек с двумя поцелуями.
Обыкновенный молодой человек.
Женщина со слезинкой.
Женщина со слезой.
Женщина со слезищей.
Газетчики, мальчики, девочки и др.
ПРОЛОГ
В. М а я к о в с к и й
Вам ли понять,
почему я,
спокойный,
насмешек грозою
душу на блюде несу
к обеду идущих лет.
С небритой щеки площадей
стекая ненужной слезою,
я,
быть может,
последний поэт.
Замечали вы -
качается
в каменных аллеях
полосатое лицо повешенной скуки,
а у мчащихся рек
на взмыленных шеях
мосты заломили железные руки.
Небо плачет
безудержно,
звонко;
а у облачка
гримаска на морщинке ротика,
как будто женщина ждала ребенка,
а бог ей кинул кривого идиотика.
Пухлыми пальцами в рыжих волосиках
солнце изласкало вас назойливостью овода -
в ваших душах выцелован раб.
Я, бесстрашный,
ненависть к дневным лучам понес в веках;
с душой натянутой, как нервы провода,
я -
царь ламп!
Придите все ко мне,
кто рвал молчание,
кто выл
оттого, что петли полдней туги,-
я вам открою
словами
простыми, как мычанье,
наши новые души,
гудящие,
как фонарные дуги.
Я вам только головы пальцами трону,
и у вас
вырастут губы
для огромных поцелуев
и язык,
родной всем народам.
А я, прихрамывая душонкой,
уйду к моему трону
с дырами звезд по истертым сводам.
Лягу,
светлый,
в одеждах из лени
на мягкое ложе из настоящего навоза,
и тихим,
целующим шпал колени,
обнимет мне шею колесо паровоза.
* * *
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
Весело. Сцена - город в паутине улиц. Праздник нищих. Один
В. Маяковский. Проходящие приносят еду - железного сельдя
с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата.
В. М а я к о в с к и й
Милостивые государи!
Заштопайте мне душу,
пустота сочиться не могла бы.
Я не знаю, плевок - обида или нет.
Я сухой, как каменная баба.
Меня выдоили.
Милостивые государи,
хотите -
сейчас перед вами будет танцевать
замечательный поэт?
Входит старик с черными сухими кошками. Гладит.
Весь - борода.
В. М а я к о в с к и й
Ищите жирных в домах-скорлупах
и в бубен брюха веселье бейте!
Схватите за ноги глухих и глупых
и дуйте в уши им, как в ноздри флейте.
Разбейте днища у бочек злости,
ведь я горящий булыжник дум ем.
Сегодня в вашем кричащем тосте
я овенчаюсь моим безумием.
Сцена постепенно наполняется. Человек без уха. Человек
без головы и др. Тупые. Стали беспорядком, едят дальше.
В. М а я к о в с к и й
Граненых строчек босой алмазник,
взметя перины в чужих жилищах,
зажгу сегодня всемирный праздник
таких богатых и пестрых нищих.
С т а р и к с к о ш к а м и
Оставь.
Зачем мудрецам погремушек потеха?
Я - тысячелетний старик.
И вижу - в тебе на кресте из смеха
распят замученный крик.
Легло на город громадное горе
и сотни махоньких горь.
А свечи и лампы в галдящем споре
покрыли шепоты зорь.
Ведь мягкие луны не властны над нами,-
огни фонарей и нарядней и хлеще.
В земле городов нареклись господами
и лезут стереть нас бездушные вещи.
А с неба на вой человечьей орды
глядит обезумевший бог.
И руки в отрепьях его бороды,
изъеденных пылью дорог.
Он - бог,
а кричит о жестокой расплате,
а в ваших душонках покошенный вздошек.
Бросьте его!
Идите и гладьте -
гладьте сухих и черных кошек!
Громадные брюха возьмете хвастливо,
лоснящихся щек надуете пышки.
Лишь в кошках,
где шерсти вороньей отливы,
наловите глаз электрических вспышки.
Весь лов этих вспышек
(он будет обилен!)
вольем в провода,
в эти мускулы тяги,-
заскачут трамваи,
пламя светилен
зареет в кочах, как победные стяги.
Мир зашевелится в радостном гриме,
цветы испавлинятся в каждом окошке,
по рельсам потащат людей,
а за ними
все кошки, кошки, черные кошки!
Мы солнца приколем любимым на платье,
из звезд накуем серебрящихся брошек.
Бросьте квартиры!
Идите и гладьте -
гладьте сухих и черных кошек!
Ч е л о в е к б е з у х а
Это - правда!
Над городом
- где флюгеров древки -
женщина
- черные пещеры век -
мечется,
кидает на тротуары плевки,-
а плевки вырастают в огромных калек.
Отмщалась над городом чья-то вина,-
люди столпились,
табуном бежали.
А там,
в обоях,
меж тенями вина,
сморщенный старикашка плачет на рояле.
Окружают.
Над городом ширится легенда мук.
Схватишься за ноту -
пальцы окровавишь!
А музыкант не может выташить рук
из белых зубов разъяренных клавиш,
Все в волнении.
И вот
сегодня
с утра
в душу
врезал матчиш губы.
Я ходил, подергиваясь,
руки растопыря,
а везде по крышам танцевали трубы,
и каждая коленями выкидывала 44!
Господа!
Остановитесь!
Разве это можно?!
Даже переулки засучили рукава для драки.
А тоска моя растет,
непонятна и тревожна,
как слеза на морде у плачущей собаки.
Еще тревожнее.
С т а р и к с к о ш к а м и
Вот видите!
Вещи надо рубить!
Недаром в их ласках провидел врага я!
Ч е л о в е к с р а с т я н у т ы м л и ц о м
А может быть, вещи надо любить?
Может быть, у вещей душа другая?
Ч е л о в е к б е з у х а
Многие вещи сшиты наоборот.
Сердце не сердится,
к злобе глухо.
Ч е л о в е к с р а с т я н у т ы м л и ц о м
(радостно поддакивает)
И там, где у человека вырезан рот,
многим вещам пришито ухо!
В. М а я к о в с к и й
(поднял руку, вышел в середину)
Злобой не мажьте сердец концы!
Вас,
детей моих,
буду учить непреклонно и строго.
Все вы, люди,
лишь бубенцы
на колпаке у бога.
Я
ногой, распухшей от исканий,
обошел
и вашу сушу
и еще какие-то другие страны
в домино и в маске темноты.
Я искал
ее,
невиданную душу,
чтобы в губы-раны
положить ее целящие цветы.
(Остановился.)
И опять,
как раб
в кровавом поте,
тело безумием качаю.
Впрочем,
раз нашел ее -
душу.
Вышла
в голубом капоте,
говорит:
"Садитесь!
Я давно вас ждала.
Не хотите ли стаканчик чаю?"
(Остановился.)
Я - поэт,
я разницу стер
между лицами своих и чужих.
В гное моргов искал сестер.
Целовал узорно больных.
А сегодня
на желтый костер,
спрятав глубже слезы морей,
я взведу и стыд сестер
и морщины седых матерей!
На тарелках зализанных зал
будем жрать тебя, мясо, век!
Срывает покрывало. Громадная женщина. Боязливо. Вбегает O б ы к -
н о в е н н ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Суетится.
В. М а я к о в с к и й
(в стороне - тихо)
Милостивые государи!
Говорят,
где-то,
- кажется, в Бразилии -
есть один счастливый человек!
О б ы к н о в е н н ы й м о л о д о й ч е л о в е к
(подбегает к каждому, цепляется)
Милостивые государи!
Стойте!
Милостивые государи!
Господин,
господин,
скажите скорей:
это здесь хотят сжечь
матерей?
Господа!
Мозг людей остер,
но перед тайнами мира ник;
а ведь вы зажигаете костер
из сокровищ знаний и книг!
Я придумал машинку для рубки котлет.
Я умом вовсе не плох!
У меня есть знакомый -
он двадцать пять лет
работает
над капканом для ловли блох.
У меня жена есть,
скоро родит сына или дочку,
а вы - говорите гадости!
Интеллигентные люди!
Право, как будто обидно.
Ч е л о в е к б е з у х а
Молодой человек,
встань ка коробочку!
И з т о л п ы
Лучше на бочку!
Ч е л о в е к б е з у х а
А то вас совсем не видно!
О б ы к н о в е н н ы й м о л о д о й ч е л о в е к
И нечего смеяться!
У меня братец есть,
маленький,-
вы придете и будете жевать его кости.
Вы все хотите съесть!
Тревога. Гудки. За сценой крики: "Штаны, штаны!"
В. М а я к о в с к и й
Бросьте!
О б ы к н о ве н н о г о м о л о д о г о ч е л о в е к а
обступают со всех сторон.
Если б вы так, как я, голодали -
дали
востока и запада
вы бы глодали,
как гложут кость небосвода
заводов копченые рожи!
О б ы к н о в е н н ы й м о л о д о й ч е л в е к
Что же,-
значит, ничто любовь?
У меня есть Сонечка сестра!
(На коленях.)
Милые!
Не лейте кровь!
Дорогие,
не надо костра!
Тревога выросла. Выстрелы. Начинает медленно тянуть одну ноту
водосточная труба. Загудело железо крыш.
Ч е л о в е к с р а с т я н у т ы м л и ц о м
Если б вы так, как я, любили,
вы бы убили любовь
или лобное место нашли
и растлили б
шершавое потное небо
и молочно-невинные звезды.
Ч е л о в е к б е з у х а
Ваши женщины не умеют любить,
они от поцелуев распухли, как губки.
Вступают удары тысячи ног в натянутое брюхо площади.
Ч е л о в е к с р а с т я н у т ы м л и ц о м
А из моей души
тоже можно сшить
такие нарядные юбки!
Волнение не помещается. Все вокруг громадной женщины. Взвалива-
ют на плечи. Тащат.
В м е с т е
Идем,-
где за святость
распяли пророка,
тела отдадим раздетому плясу,
на черном граните греха и порока
поставим памятник красному мясу.
Дотаскивают до двери. Оттуда торопливые шаги. Ч е л о в е к
б е з г л а з а и н о г и. Радостный. Безумие надорвалось.
Женщину бросили.
Ч е л о в е к б е з г л а з а и н о г и
Стойте!
На улицах,
где лица -
как бремя,
у всех одни и те ж,
сейчас родила старуха-время
огромный
криворотый мятеж!
Смех!
Перед мордами вылезших годов
онемели земель старожилы,
а злоба
вздувала на лбах городов
реки -
тысячеверстые жилы.
Медленно,
в ужасе,
стрелки волос
подымался на лысом темени времен.
И вдруг
все вещи
кинулись,
раздирая голос,
скидывать лохмотья изношенных имен.
Винные витрины,
как по пальцу сатаны,
сами плеснули в днища фляжек.
У обмершего портного
сбежали штаны
и пошли -
одни! -
без человечьих ляжек!
Пьяный -
разинув черную пасть -
вывалился из спальни комод.
Корсеты слезали, боясь упасть,
из вывесок "Robes et modes". (*1)
Каждая калоша недоступна и строга.
Чулки-кокотки
игриво щурятся.
Я летел, как ругань.
Другая нога
еще добегает в соседней улице.
Что же,
вы,
кричащие, что я калека?! -
старые,
жирные,
обрюзгшие враги!
Сегодня
в целом мире не найдете человека,
у которого
две
одинаковые ноги!
Занавес
* * *
____________
*1 - Платья и моды (фр.).
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Скучно. Площадь в новом городе. В. Маяковский переоделся в
тогу. Лавровый венок. За дверью многие ноги.
Ч е л о в е к б е з г л а з а и н о г и
(услужливо)
Поэт!
Поэт!
Вас объявили князем.
Покорные
толпятся за дверью,
пальцы сосут.
Перед каждым положен наземь
какой-то смешной сосуд.
В. М а я к о в с к и й
Что же,
пусть идут!
Робко. Женщины с узлами. Много кланяются.
П е р в а я
Вот это слезка моя -
возьмите!
Мне не нужна она.
Пусть.
Вот она,
белая,
в шелке из нитей
глаз, посылающих грусть!
В. М а я к о в с к и й
(беспокойно)
Не нужна она,
зачем мне?
(Следующей.)
И у вас глаза распухли?
В т о р а я
(беспечно)
Пустяки!
Сын умирает.
Не тяжко.
Вот еще слеза.
Можно на туфлю.
Будет красивая пряжка.
В. Маяковский испуган.
Т р е т ь я
Вы не смотрите,
что я
грязная.
Вымоюсь -
буду чище.
Вот вам и моя слеза,
праздная,
большая слезища.
В. М а я к о в с к и й
Будет!
Их уже гора.
Да и мне пора.
Кто этот очаровательный шатен?
Г а з е т ч и к и
Фигаро!
Фигаро!
Матэн!
Ч е л о в е к с д в у м я п о ц е л у я м и. Все
оглядывают. Говорят вперебой.
Смотрите -
какой дикий!
Отойдите немного.
Темно.
Пустите!
Молодой человек,
не икайте!
Ч е л о в е к б е з г о л о в ы
И-и-и-и...
Э-э-э-э...
Ч е л о в е к с д в у м я п о ц е л у я м и
Тучи отдаются небу,
рыхлы и гадки.
День гиб.
Девушки воздуха тоже до золота падки,
и им только деньги.
В. М а я к о в с к и й
Что?
Ч е л о в е к с д в у м я п о ц е л у я м и
Деньги и деньги б!
Г о л о с а
Тише!
Тише!
Ч е л о в е к с д в у м я п о ц е л у я м и
(танец с дырявыми мячами)
Большому и грязному человеку
подарили два поцелуя.
Человек был неловкий,
не знал,
что с ними делать,
куда их деть.
Город,
весь в празднике,
возносил в соборах аллилуйя,
люди выходили красивое надеть.
А у человека было холодно,
и в подошвах дырочек овальцы.
Он выбрал поцелуй,
который побольше,
и надел, как калошу.
Но мороз ходил злой,
укусил его за пальцы.
"Что же,-
рассердился человек,-
я эти ненужные поцелуи брошу!"
Бросил.
И вдруг
у поцелуя выросли ушки,
он стал вертеться,
тоненьким голосочком крикнул:
"Мамочку!"
Испугался человек.
Обернул лохмотьями души своей дрожащее тельце,
понес домой,
чтобы вставить в голубенькую рамочку.
Долго рылся в пыли по чемоданам
(искал рамочку).
Оглянулся -
поцелуй лежит на диване,
громадный,
жирный,
вырос,
смеется,
бесится!
"Господи! -
заплакал человек,-
никогда не думал, что я так устану.
Надо повеситься!"
И пока висел он,
гадкий,
жаленький,-
в будуарах женщины
- фабрики без дыма и труб -
миллионами выделывали поцелуи,
всякие,
большие,
маленькие,-
мясистыми рычагами шлепающих губ.
В б е ж а в ш и е д е т и - п о ц е л у и
(резво)
Нас массу выпустили.
Возьмите!
Сейчас остальные придут.
Пока - восемь.
Я -
Митя.
Просим!
Каждый кладет слезу.
В. М а я к о в с к и й
Господа!
Послушайте,-
я не могу!
Вам хорошо,
а мне с болью-то как?
У г р о з ы :
Ты поговори еще там!
Мы из тебя сделаем рагу,
как из кролика!
С т а р и к с о д н о й о щ и п а н н о й к о ш к о й
Ты один умеешь песни петь.
(На груду слез.)
Отнеси твоему красивому богу.
В. М а я к о в с к и й
Пустите сесть!
Не дают. В. Маяковский неуклюже топчется, собирает слезы
в чемодан. Стал с чемоданом.
Хорошо!
Дайте дорогу!
Думал -
радостный буду.
Блестящий глазами
сяду на трон,
изнеженный телом грек.
Нет!
Век,
дорогие дороги,
не забуду
ваши ноги худые
и седые волосы северных рек!
Вот и сегодня -
выйду сквозь город,
Душу
на копьях домов
оставляя за клоком клок.
Рядом луна пойдет -
туда,
где небосвод распорот.
Поравняется,
на секунду примерит мой котелок.
Я
с ношей моей
иду,
спотыкаюсь,
ползу
дальше
на север,
туда,
где в тисках бесконечной тоски
пальцами волн
вечно
грудь рвет
океан-изувер.
Я добреду -
усталый,
в последнем бреду
брошу вашу слезу
темному богу гроз
у истока звериных вер.
Занавес
ЭПИЛОГ
В. М а я к о в с к и й
Я это все писал
о вас,
бедных крысах.
Жалел - у меня нет груди:
я кормил бы вас доброй нененькой.
Теперь я немного высох,
я - блаженненький.
Но зато
кто
где бы
мыслям дал
такой нечеловечий простор!
Это я
попал пальцем в небо,
доказал:
он - вор!
Иногда мне кажется -
я петух голландский
или я
король псковский.
А иногда
мне больше всего нравится
моя собственная фамилия,
Владимир Маяковский.
1913
